Ночь на Лысой горе: что таит в себе самое мистическое место Киева

На Киев плавно опускается вечер,  тени становятся длиннее, а  звуки – отчетливее.  А это значит, что самое время начинать неспешный подъем на одно из самых загадочных  и мистических мест Киева – Лысую гору.

Мы выходим из автобуса  на проспекте Науки и начинаем свое путешествие. Информатор держит курс на гору еще засветло, чтобы увидеть больше и почувствовать ясней. Вот мы уже проходим геофизическую обсерваторию. Вокруг стоят антенны, флюгеры и множество приборов. Все здесь гудит и цокает, и следит - кажется, что  не только за природой, но и за нами. Светло-серые металлические конструкции сверкают над снегом, сливаются с ним и ловят последние лучи заходящего солнца.  Должно быть, они не первый раз провожают смеющихся и жаждущих приключений людей в  их  незамысловатую экспедицию.

Мы движемся дальше, выходим на узкую заснеженную тропу. Идем по одной дорожке, затем сворачиваем на другую. Ступать становится тяжелей, ноги проваливаются в снег, холодные белые хлопья забиваются в ботинки. Кажется, мы ходим кругами, постоянно возвращаемся и делаем петли. И даже навигатор на промерзших телефонах отказывается помочь. «Это, наверное, гора нас не пускает»,- говорит оператор. «Кто знает…», - отвечаю я и стряхиваю с сапог очередной оледеневший ком.  Но нам повезло: одинокий путник, вышедший навстречу, будто из ниоткуда, подсказал дорогу. Мы благодарим и, уже зная направление, идем дальше, посматривая на мобильную карту, которая, к большому удивлению, снова начала показывать нужную тропу.

Тени от деревьев уже давно превратились в длинные темные полосы, а солнце мерцает и вспыхивает низко-низко между черными стволами. Мы выходим на небольшую дорожку, оглядываемся  и продолжаем подъем. Вдруг на одном из деревьев видим, как  что-то  краснеет.  Подбираемся ближе и понимаем, что это руна, аккуратно написанная красной краской на одном из стволов. А рядом еще одна – желтая. И приглядевшись, можно увидеть, что их здесь не счесть, сколько: на пнях и деревьях, одиночные и по несколько сразу. А одна из поваленных коряг не только расписана древними знаками, но и вся в красных лентах. Да, видимо, служители различных культов - нередкие гости в этих местах. Немного постояв на этой «рунической аллее» идем дальше, ведь солнце уже почти село, а мы не прошли и половины маршрута.

Деревья, небольшие холмики и овраги вскоре заканчиваются, и перед глазами открывается заснеженный мрачный пустырь. В самом его начале, будто специально оставленный ориентир, стоят два дерева. И растут они тоже знаком – накрест, - словно о чем-то предупреждают идущего и заставляют его усомниться в выбранном пути. Но что тут думать  - только вперед, ведь там, дальше, еще много неизведанного.

Вот мы уже идем по чистому склону и видим, как слева поднимаются массивные валы, а между ними белой дугой зияет заснеженный ров. Военное прошлое не оставляет это место – остатки Лысогорского форта, созданного еще в девятнадцатом веке, хранят свои тайны и по сей день.  Мы вскарабкиваемся на один из уступов и огибаем большую насыпь по узкой кромке, которая проходит над крутым обрывом. Иногда дышать становится тяжело и неприятно - сладковато-густой запах гари ползет по склону и поднимается к нам. А там, внизу, шумит и мерцает оживленная трасса, дымит из высоких труб ТЭЦ-5 , тяжело вспыхивает огнями город, словно готовится уснуть после долгого и холодного дня.

Немного передохнув и полюбовавшись видами ночной столицы, идем дальше. Теперь наша дорога проходит с внутренней стороны огромного вала. Здесь намного темней, и только пасмурное небо отражает далекие огни мегаполиса и придает снегу легкое оранжеватое свечение. В тишине едва поскрипывают высокие черные деревья, шуршат у нас над головой своими тонкими деревянными сводами.

А вот и новый отголосок богатого прошлого – слева от нас раскрылась черная пасть сквозного тоннеля. Крепкая кирпичная потерна (именно так правильно зовется этот ход) уходит вглубь земляного вала и заканчивается выходом в ров, который в свое время выкопали наши предприимчивые предки, чтобы уберечь форт от вражеских сил. Таких ходов-потерн здесь восемь, все они построены вдоль западного склона горы.

Желтый дореволюционный кирпич держит эти своды уже второе столетие. Удивительно, что строение осталось целым до наших дней. Люди по своей привычке заполнили стены внутри тоннеля граффити и различными надписями. Здесь можно прочесть и фамилии солдат царской армии, стоявших здесь на посту, и слова и фразы, напоминающие нам о Революции достоинства и событиях последних лет. В некоторых местах потерны еще сохранились небольшие отверстия – несложная вентиляционная система работает до сих пор. Ступать следует осторожно, ведь возле тоннелей есть глубокие незакрытые колодцы – остатки фортовой дренажной системы.

Но что-то не дает здесь стоять спокойно. Может, это воспоминания о том, что в начале двадцатого века (1906-1917 годах) здесь была тюрьма и проходили казни. В этих местах стояли виселицы и эшафот. Не исключено, что тела убитых закапывали тоже где-то рядом.

Все-таки есть в этом месте что-то гнетущее: как-то тяжело  заходить под кирпичные своды – то ли наш впечатлительный разум берет свое, то ли ночь уже слишком густая, чтобы чувствовать себя в безопасности. Пока я рассматриваю полустертую свастику надо входом (во времена Второй мировой войны фашисты расположили здесь танковую базу), оператор отправляется вглубь тоннеля. Необычная акустика в нем добавляет нотку тревоги – все шорохи под ногами звучат, словно из-за спины. Все время кажется, что кто-то следит за тобой. Не покидает это чувство и возле входа. Может, это виноват куст, похожий на Вия, который растет на соседнем валу? Или все-таки рассказ компаньона об оранжевом отблеске чьих-то глаз, замеченных мельком в тоннеле?

Возможно, кого-то заставить улыбнуться инструкция, которой до 1917-го года должны были придерживаться военные. В ней говорилось о том, что перед караульной службой офицер должен предупредить солдата, чтобы он не смущался странных звуков – поскольку это могут быть порывы ветра или крики ночных птиц. Однако, стоя в полночь около черного тоннеля, эти предписания уже не кажутся слишком  наивными.

Вскоре мы покидаем эти угрюмые ходы и движемся  вглубь чащи  к еще одному необычному месту – капищу неоязычников. К нашему удивлению, даже в снежную пору, после сильного мартовского снегопада, тропа к нему хорошо протоптана: на снегу видны десятки следов. Мы следуем за ними и, пройдя немалый путь через лес, выходим на большую поляну. Вокруг нее с четырех сторон света стоят деревянные ворота.

Перед главным порталом нас встречает резной идол-хранитель этого святилища. На камне перед ним рассыпаны зерна и лежат копейки – должно быть, это плата за вход. Оставим и мы несколько монет, ведь нехорошо просто так тревожить чью-то святыню в столь поздний час.

Войдя внутрь, замечаем, как пара огромных глаз пристально смотрит в нашу сторону. Это глядит идол Перуна – главного божества языческого пантеона. У статуи четыре лица, их деревянные поверхности покрыты знаками и узорами. Вот наводим фонариком на один из ликов – и в электрическом свете играет тенями огневик – древний солярный символ, высеченный умелой рукой. Переводим свет немного дальше – и на темном фоне проявляется украшенный орнаментом каменный алтарь. Возле него витает сладкий запах меда, а на расчищенной от снега столешнице лежат хлеб и злаки. Нет сомнений, что современные волхвы здесь приносят жертвы и проводят свои обряды.

Мы гасим свет и ждем, пока привыкнут глаза. Вскоре замечаем, как из-под земли появляются головы, напоминающие волков и хтонических змей. Их полунаклоненные зубастые идолы возвышаются над снегом и смотрят  нам вслед, будто намекают, что таким полуночным гостям  здесь не рады.

Становится немного тревожно, это место словно несет какое-то напряжение и наполняет нас изнутри. Пришло время возвращаться. Но что это? Два светло-серых крыла резко проносятся перед нашими удивленными лицами. Маленький силуэт трепещет, бьется о снег и снова подлетает к нам. Это пепельный ночной мотылек, который пробудился раньше, чем сошли снега. Его тонкие серые крылья дрожат от холода и вдруг замирают – ночной обитатель больше не движется. И мы кладем его на ладонь, отогреваем своим горячим человеческим дыханием. Идет теплый пар, бабочка оживает, снова  шевелится и прядет усиками. И вдруг она взмывает высоко над нашими головами, очерчивает в своем полете белесые спирали и исчезает в темноте.

Возможно, кто-то бы сказал, что это похоже на знак, ведь у древних мотылек символизировал присутствие божества, бессмертие и перерождение. Но что бы это ни значило, мы уже идем обратно. Вот снова видны затемненные тоннели, вот и два перекрещенных дерева тихо поскрипывают в  снегу.

Спускаемся ниже – и нас снова встречает обсерватория, знакомая дорога выводит на освещенный фонарями проспект. Город пульсирует в полусне, звучит и горит. И даже не верится, что в самом его сердце есть место, где жизнь идет по своим загадочным законам и не спешит к себе подпускать.

Владлена Скаченко

Фото: Витольд Явдощук

Видео: Витольд Явдощук, Глеб Пархомец